БЧБ vs КГБ. Андрей Зубов о том, как символы прошлого стали в Беларуси символом будущего - «Мнения» » Информационное агентство.
Все новости мира
на одном сайте

БЧБ vs КГБ. Андрей Зубов о том, как символы прошлого стали в Беларуси символом будущего - «Мнения»

БЧБ vs КГБ. Андрей Зубов о том, как символы прошлого стали в Беларуси символом будущего - «Мнения»
Мнения
11:47, 02 январь 2021
1 017
0

Андрей Зубов
Историк

Бело-красно-белые флаги и гербы «Погоня» вкупе с лексикой Telegram-каналов, призывающих к партизанской борьбе с карателями и фашистами, создают необычный и непонятный для россиян образ белорусской революции. В этих символах смешиваются разные исторические нарративы, но участники протестов в Беларуси не пытаются вернуться в «золотое» прошлое, которого и не было, уверен историк Андрей Зубов, а ориентируются на совершенно новое, европейское, будущее. И тем самым загоняют в угол Кремль, который не может представить никакой альтернативы.

Главный двигатель процесса, охватившего сегодня Беларусь, вовсе не исторические нарративы. Да и какой исторический нарратив мог бы сыграть здесь свою роль? Российская империя? Дела давно минувших дней! Несколько месяцев странной квази-независимости в 1918-1919 годах? Тогда между крахом Германии в ноябре 1918 года и завоеванием Беларуси большевиками эти земли были заняты поляками. Но им хватило ума их не оккупировать, а создать там как бы независимое белорусское государство под своим протекторатом. Характерно, что бело-красно-белый флаг, который сейчас стал символом белорусов, появился именно в то время ­– как польский флаг с добавленной к нему нижней белой полосой. Но об этом коротком периоде независимости сейчас вспоминают только специалисты. А народ о ней практически не помнит, кроме как, наверное, в западной Беларуси. Но, в целом, эта тема совершенно не звучит в протесте – этот исторический опыт для белорусов сегодня не актуален. Советский Союз? Никакой ностальгии по советским временам в белорусском протесте тоже нет.

Никто сегодня не вспоминает и сравнительно короткий опыт хаотической Беларуси 1992-1994 года, то есть Беларуси Станислава Шушкевича. А вся дальнейшая история страны – это 26 лет диктатуры Лукашенко. Причем все более нарастающей, хамской, мужицкой.

Единственный нарратив, который сегодня, как ни странно, оказывается важен – это Великое княжество Литовское. Интересно, что в 1991–1992 годах, когда Беларусь только объявляла себя независимым государством, часть интеллигенции, в том числе мои друзья, носились с идеей объединения республики с Литвой. Но литовцы, понятное дело, не захотели. В этом образованном меньшинстве Великое княжество Литовское по-прежнему на советский манер называют ВКЛ. И сегодня эта тонкая образованная прослойка, как это было в Польше в 1980-е годы, пошла в народ: преподаватели вузов, учителя истории, специалисты по праву – демонстрируя свою солидарность – ходят читать лекции во дворах, на собраниях кварталов. Одна из любимых тем этих выступлений – Великое княжество Литовское. Теперь, когда на кон поставлено слишком много, казалось бы, о каком ВКЛ может идти речь? Но нет! Это та часть исторического нарратива, на которую хотя бы можно опереться. О ВКЛ сейчас говорится как чуть ли не о самой продвинутой на тот момент демократии. Но историки знают: она была не лучше и не хуже, чем в других странах Ренессансной Европы.


Великое княжество Литовское

Не думаю, что у мифа о ВКЛ есть будущее. Тем более, что совершенно непонятно, как его можно приложить к современной политической реальности. Но в нем есть один положительный момент ­– это понимание, что с Литвой и Польшей, а также с Украиной и Латвией (поскольку ее юго-восточная часть, Латгалия, тоже входила в княжество), должны быть хорошие отношения. Это хорошая закваска будущего взаимопонимания этого балто-славянского региона.

Кстати, вместе с мифом о ВКЛ, в самом начале 1990-х среди белорусской интеллигенции был популярен миф о ятвягах. Дело в том, что на границе Западной Беларуси и Восточной Польши, в регионе Бреста, Гродно и Белостока, когда-то жило, по всей видимости, балтское племя ятвягов (ятвигов). Оно упоминается в летописях и среди балтских народов: латышей, литовцев и прусов. Не желая иметь чего-либо общего с Россией, белорусские интеллигенты говорили, что они прямые потомки ятвигов, а не славян.

Так или иначе, белорусский народ в первую очередь хочет быть частью Европы, поэтому идея нового будущего для него гораздо важнее исторического нарратива. Белорусы, окруженные наполовину странами ЕС (Польшей, Литвой и Латвией) и имеющие с ними очень тесные связи (это и работа, и родственные связи, и отдых), желают «жить как люди» – в свободной демократической и в достаточной степени материально обеспеченной стране. Они видят, как проходят выборы в Литве и Латвии, как в Польше идет отчаянная политическая борьба между либералами и консерваторами за голоса избирателей. Но над схваткой есть независимые инстанции, суд, а власть, по крайней мере, не обманывает людей и считается с ними. Белорусам это нравится, особенно молодому поколению, которое не апеллирует к советскому прошлому, в отличие от того же Лукашенко, а видит, как в соседних странах живут их сверстники.

То есть сегодняшний белорусский протест направлен не назад, а вперед: на Запад, в Евросоюз, в демократию, в самоуправление. Что сделало ненавистным режим Лукашенко, который в общем до этого всех устраивал, кроме горстки интеллектуалов? Он унизил людей: сфальсифицировал выборы и посадил в тюрьму потенциальных конкурентов, то есть допустил неизбежную для него глупость, которая перешла в преступление. Для Лукашенко люди – быдло, а они хотят жить с достоинством. Испытав массово это унижение, белорусы вспомнили про альтернативные символы – бело-красно-белый флаг и герб «Погоня». Они стали символом борьбы, а советскую символику взял на вооружение Лукашенко. При этом были попытки связывать вместе два флага узлом. Но узла все равно не получилось.

Лукашенко унизил людей, и они вспомнили про альтернативные символы – бело-красно-белый флаг и герб «Погоня»

Но не стоит путать: это вовсе не антисоветское движение. Несмотря на отсутствие желания возвращаться в советское прошлое, яркий антикоммунистический тренд четко выражен лишь у небольшой части людей. Это значимо для тех, кто связывает советское прошлое с трагедиями сталинизма, с Куропатами (урочищем под Минском, где НКВД в 1930-х годах расстреляло сотни тысяч белорусов). А для большинства – это маргинальная тема.


Урочище Куропаты под Минском

Здесь уместно вспомнить важный момент: Беларусь без некоего очистительного душа из советского вчера тут же переместилась в режим Лукашенко. В ней не было сравнительно большого периода, когда люди могли бы чему-то научиться и привыкнуть – нового, либерального, западно-ориентированного периода, в отличие от России, где этот период распространился почти на целое поколение – с 1988 года до оккупации Южной Осетии, российско-грузинской войны в 2008 году. А Беларусь прямо из советского агитпропа шагнула в агитпроп лукашенковский. Если вы посмотрите белорусские фильмы, например, про Брестскую крепость и другие, то сценарий там всегда линейный: хорошие советские люди сражаются против плохих немцев-фашистов. И в этой парадигме мыслит большинство.

Именно поэтому сегодня срабатывает так называемая негативная отсылка, связанная с историческими стереотипами. Какие сегодня звучат взаимные обвинения? Обе стороны протеста говорят, что другая сторона – это гестаповцы, фашисты. А себя каждая из них называет «партизанами». Лукашенко БЧБ-флаг называет флагом карателей, а гимн «Могутны Боже» – фашистским. А его противники говорят, что так обращаться с людьми могут только фашисты. Кто-то напоминает, что большевики действовали еще более жестко. Но эти голоса тонут на общем фоне.

На мой взгляд, это результат влияния агитпропа, последствие практически непрерывного преемства советской культуры, а вовсе не травмы Великой Отечественной войны, как это может показаться. Да, во время той войны население республики сократилось на треть – с 9 до 6 млн человек. Но, во-первых, значительная часть погибших – это евреи, поскольку Беларусь – это район черты оседлости. А те из них, кто не погиб, в итоге эмигрировали. Кто-то ушел с советскими войсками, а потом вернулся на пепелище. Но и их дети предпочли эмигрировать за пределы СССР. Поэтому значительная часть людей, переживших или слышавших о травме от своих родителей, уже давно не граждане Беларуси. А для самих белорусов это травма, но не доминирующая. Ее нельзя, например, сравнить с памятью армян о геноциде.

Каждый армянин знает, сколько крови – именно потому, что она армянская – было пролито в 1915-1921 годах. Поэтому в Армении все ценят каждую каплю армянской крови, и проливать кровь армян руками армян – это продолжение османского геноцида. И во время последней революции в республике в 2018 году это сработало: премьер Серж Саргсян сказал, что не будет проливать кровь своих соплеменников. Похожая установка есть и в Польше, которая в XX веке тоже потеряла много людей. И это во многом остановило Войцеха Ярузельского, который категорически выступил против ввода советских войск в Польшу во время массового забастовочного движения 1988-го и революционных событий 1989-го. Он понял, что не может дальше проливать польскую кровь.

А в Беларуси такой установки нет. И в России, увы, тем более. Для Лукашенко сказать, что он будет применять огнестрельное оружие, это просто очередной шаг, вовсе не свидетельствующий о том, что он монстр. Ведь его поддерживает множество людей в силовых структурах, которые с удовольствием исполняют его жестокие приказы. Осознание того, что белорусы не должны проливать кровь белорусов, формируется только сейчас. И в этом плане можно говорить о поколенческом столкновении. Для старшего поколения – это игра в советское прошлое с его красным террором, с его 37-м годом. Тот же Лукашенко в глубине души все это одобряет, не случайно он так хотел срыть Куропаты. А молодежь в принципе против террора и жестокости.

Осознание, что белорусы не должны проливать кровь белорусов, формируется только сейчас

Может быть, в том числе поэтому в Беларуси нет желания смоделировать украинский протест. Об украинской революции достоинства в Беларуси мало вспоминают, потому что она была связана с насилием и в итоге вылилась в войну: «Не дай Бог, чтобы у нас было, как в Украине. Мы хотим достичь тех же целей, но мирно». Да и, кроме того, в 2014 году в Украине вспоминали в первую очередь о самостийной – независимой от России – Украине, Бандере, кто-то о Петлюре. И это дало карты в руки Путину – он именно этим объяснял российскую агрессию.

В Беларуси же в отношении России наблюдается другой важный тренд. Здесь нет и никогда не было однозначного отторжения восточного соседа. В декабре 2019 года, во время моего последнего визита в Беларусь по приглашению Светланы Алексиевич, после прочитанной лекции в Минске я пообщался со многими людьми. Как бы парадоксально это ни звучало, но большинство представителей среднего и старшего поколения, с которыми удалось беседовать (в том числе с клириками и военными), обвиняли тогда Лукашенко в национализме, в нежелании объединяться с Россией. При этом Лукашенко, когда на него стал давить Путин в плане объединения, перестал гонять лидеров бело-красно-белого движения – в тот момент они были очень нужны диктатору. А они, иронизируя, говорили: «У нас с Лукашенко тактический союз».


Станция метро "Площадь Ленина" в Минске

Кроме того, в Беларуси все знают, что Россия неоднозначна, что русская интеллигенция поддерживает белорусский протест, что Хабаровск проявляет солидарность с белорусами, что есть русское общество, а есть кремлевская политика. И наиболее развитая часть русского общества – все же с Беларусью. Сегодня в России нет ничего подобного антиукраинским настроениям в 2014-2015 году. С другой стороны, и Кремль ведет себя не как в Украине. Да, было много опасений, что Путин пошлет в Беларусь своих силовиков, но в итоге он отправил лишь пропагандистов. Поэтому у белорусов нет особых причин обижаться на Кремль. Да, он не поддержал революцию, чего трудно было ожидать в принципе, но он и не стал ее давить так, как давил украинский Майдан. Но, разумеется, белорусская оппозиция по-прежнему боится Кремля и поэтому, в том числе, опасается отвечать насилием на насилие.

Но в то же время и Москва внимательно следит за событиями в Беларуси и пытается сориентироваться, что же делать дальше, в том числе и внутри России. Кажется, что о протестах в Хабаровске уже все забыли. Но это не так: на него обращают внимание в массе русских провинциальных городов. Как только совершается какая-нибудь несправедливость, например, в Пензе, тут же говорят: «Вы хотите новый Хабаровск?!» Ирина Славина сжигает себя в Нижнем Новгороде. «Хотите Хабаровск?» И губернатор Нижнего Глеб Никитин, типичный кремлевский выдвиженец, который никогда не был замечен в либерализме, дает деньги на похороны и лично приходит возложить цветы к гробу погибшей. Хабаровск присутствует во всей политике России как то, что может произойти в любом регионе.

Во Владивостоке бастую докеры. Конфликт вроде бы локальный, но власть и его боится подавлять, потому что это Дальний Восток – вдруг всполыхнет? На самом деле происходящее в Хабаровске очень сдерживает власть и пугает ее. Но пугало бы намного меньше, если бы не Беларусь – большая соседняя страна, в которой, как думают в России, живут такие же «русские люди». Если они смогут скинуть диктатора и получить субсидии от Евросоюза, чтобы без краха экономики двинуться дальше, это будет иметь колоссальное воздействие на Россию. Что делать Путину? Подавить белорусский протест – еще больше настроить против себя мировое сообщество. Не подавить – значит, поспособствовать смене режима. Кремль не знает, что делать. Он загнан в угол.


Андрей Зубов Историк Бело-красно-белые флаги и гербы «Погоня» вкупе с лексикой Telegram-каналов, призывающих к партизанской борьбе с карателями и фашистами, создают необычный и непонятный для россиян образ белорусской революции. В этих символах смешиваются разные исторические нарративы, но участники протестов в Беларуси не пытаются вернуться в «золотое» прошлое, которого и не было, уверен историк Андрей Зубов, а ориентируются на совершенно новое, европейское, будущее. И тем самым загоняют в угол Кремль, который не может представить никакой альтернативы. Главный двигатель процесса, охватившего сегодня Беларусь, вовсе не исторические нарративы. Да и какой исторический нарратив мог бы сыграть здесь свою роль? Российская империя? Дела давно минувших дней! Несколько месяцев странной квази-независимости в 1918-1919 годах? Тогда между крахом Германии в ноябре 1918 года и завоеванием Беларуси большевиками эти земли были заняты поляками. Но им хватило ума их не оккупировать, а создать там как бы независимое белорусское государство под своим протекторатом. Характерно, что бело-красно-белый флаг, который сейчас стал символом белорусов, появился именно в то время ­– как польский флаг с добавленной к нему нижней белой полосой. Но об этом коротком периоде независимости сейчас вспоминают только специалисты. А народ о ней практически не помнит, кроме как, наверное, в западной Беларуси. Но, в целом, эта тема совершенно не звучит в протесте – этот исторический опыт для белорусов сегодня не актуален. Советский Союз? Никакой ностальгии по советским временам в белорусском протесте тоже нет. Никто сегодня не вспоминает и сравнительно короткий опыт хаотической Беларуси 1992-1994 года, то есть Беларуси Станислава Шушкевича. А вся дальнейшая история страны – это 26 лет диктатуры Лукашенко. Причем все более нарастающей, хамской, мужицкой. Единственный нарратив, который сегодня, как ни странно, оказывается важен – это Великое княжество Литовское. Интересно, что в 1991–1992 годах, когда Беларусь только объявляла себя независимым государством, часть интеллигенции, в том числе мои друзья, носились с идеей объединения республики с Литвой. Но литовцы, понятное дело, не захотели. В этом образованном меньшинстве Великое княжество Литовское по-прежнему на советский манер называют ВКЛ. И сегодня эта тонкая образованная прослойка, как это было в Польше в 1980-е годы, пошла в народ: преподаватели вузов, учителя истории, специалисты по праву – демонстрируя свою солидарность – ходят читать лекции во дворах, на собраниях кварталов. Одна из любимых тем этих выступлений – Великое княжество Литовское. Теперь, когда на кон поставлено слишком много, казалось бы, о каком ВКЛ может идти речь? Но нет! Это та часть исторического нарратива, на которую хотя бы можно опереться. О ВКЛ сейчас говорится как чуть ли не о самой продвинутой на тот момент демократии. Но историки знают: она была не лучше и не хуже, чем в других странах Ренессансной Европы. Великое княжество Литовское Не думаю, что у мифа о ВКЛ есть будущее. Тем более, что совершенно непонятно, как его можно приложить к современной политической реальности. Но в нем есть один положительный момент ­– это понимание, что с Литвой и Польшей, а также с Украиной и Латвией (поскольку ее юго-восточная часть, Латгалия, тоже входила в княжество), должны быть хорошие отношения. Это хорошая закваска будущего взаимопонимания этого балто-славянского региона. Кстати, вместе с мифом о ВКЛ, в самом начале 1990-х среди белорусской интеллигенции был популярен миф о ятвягах. Дело в том, что на границе Западной Беларуси и Восточной Польши, в регионе Бреста, Гродно и Белостока, когда-то жило, по всей видимости, балтское племя ятвягов (ятвигов). Оно упоминается в летописях и среди балтских народов: латышей, литовцев и прусов. Не желая иметь чего-либо общего с Россией, белорусские интеллигенты говорили, что они прямые потомки ятвигов, а не славян. Так или иначе, белорусский народ в первую очередь хочет быть частью Европы, поэтому идея нового будущего для него гораздо важнее исторического нарратива. Белорусы, окруженные наполовину странами ЕС (Польшей, Литвой и Латвией) и имеющие с ними очень тесные связи (это и работа, и родственные связи, и отдых), желают «жить как люди» – в свободной демократической и в достаточной степени материально обеспеченной стране. Они видят, как проходят выборы в Литве и Латвии, как в Польше идет отчаянная политическая борьба между либералами и консерваторами за голоса избирателей. Но над схваткой есть независимые инстанции, суд, а власть, по крайней мере, не обманывает людей и считается с ними. Белорусам это нравится, особенно молодому поколению, которое не апеллирует к советскому прошлому, в отличие от того же Лукашенко, а видит, как в соседних странах живут их сверстники. То есть сегодняшний белорусский протест направлен не назад, а вперед: на Запад, в Евросоюз, в демократию, в самоуправление. Что сделало ненавистным режим Лукашенко, который в общем до этого всех устраивал, кроме горстки интеллектуалов? Он унизил людей: сфальсифицировал выборы и посадил в тюрьму потенциальных конкурентов, то есть допустил неизбежную для него глупость, которая перешла в преступление. Для Лукашенко люди – быдло, а они хотят жить с достоинством. Испытав массово это унижение, белорусы вспомнили про альтернативные символы – бело-красно-белый флаг и герб «Погоня». Они стали символом борьбы, а советскую символику взял на вооружение Лукашенко. При этом были попытки связывать вместе два флага узлом. Но узла все равно не получилось. Лукашенко унизил людей, и они вспомнили про альтернативные символы – бело-красно-белый флаг и герб «Погоня» Но не стоит путать: это вовсе не антисоветское движение. Несмотря на отсутствие желания возвращаться в советское прошлое, яркий антикоммунистический тренд четко выражен лишь у небольшой части людей. Это значимо для тех, кто связывает советское прошлое с трагедиями сталинизма, с Куропатами (урочищем под Минском, где НКВД в 1930-х годах расстреляло сотни тысяч белорусов). А для большинства – это маргинальная тема. Урочище Куропаты под Минском Здесь уместно вспомнить важный момент: Беларусь без некоего очистительного душа из советского вчера тут же переместилась в режим Лукашенко. В ней не было сравнительно большого периода, когда люди могли бы чему-то научиться и привыкнуть – нового, либерального, западно-ориентированного периода, в отличие от России, где этот период распространился почти на целое поколение – с 1988 года до оккупации Южной Осетии, российско-грузинской войны в 2008 году. А Беларусь прямо из советского агитпропа шагнула в агитпроп лукашенковский. Если вы посмотрите белорусские фильмы, например, про Брестскую крепость и другие, то сценарий там всегда линейный: хорошие советские люди сражаются против плохих немцев-фашистов. И в этой парадигме мыслит большинство. Именно поэтому сегодня срабатывает так называемая негативная отсылка, связанная с историческими стереотипами. Какие сегодня звучат взаимные обвинения? Обе стороны протеста говорят, что другая сторона – это гестаповцы, фашисты. А себя каждая из них называет «партизанами». Лукашенко БЧБ-флаг называет флагом карателей, а гимн «Могутны Боже» – фашистским. А его противники говорят, что так обращаться с людьми могут только фашисты. Кто-то напоминает, что большевики действовали еще более жестко. Но эти голоса тонут на общем фоне. На мой взгляд, это результат влияния агитпропа, последствие практически непрерывного преемства советской культуры, а вовсе не травмы Великой Отечественной войны, как это может показаться. Да, во время той войны население республики сократилось на треть – с 9 до 6 млн человек. Но, во-первых, значительная часть погибших – это евреи, поскольку Беларусь – это район черты оседлости. А те из них, кто не погиб, в итоге эмигрировали. Кто-то ушел с советскими войсками, а потом вернулся на пепелище. Но и их дети предпочли эмигрировать за пределы СССР. Поэтому значительная часть людей, переживших или слышавших о травме от своих родителей, уже давно не граждане Беларуси. А для самих белорусов это травма, но не доминирующая. Ее нельзя, например, сравнить с памятью армян о геноциде. Каждый армянин знает, сколько крови – именно потому, что она армянская – было пролито в 1915-1921 годах. Поэтому в Армении все ценят каждую каплю армянской крови, и проливать кровь армян руками армян – это продолжение османского геноцида. И во время последней революции в республике в 2018 году это сработало: премьер Серж Саргсян сказал, что не будет проливать кровь своих соплеменников. Похожая установка есть и в Польше, которая в XX веке тоже потеряла много людей. И это во многом остановило Войцеха Ярузельского, который категорически выступил против ввода советских войск в Польшу во время массового забастовочного движения 1988-го и революционных событий 1989-го. Он понял, что не может дальше проливать польскую кровь. А в Беларуси такой установки нет. И в России, увы, тем более. Для Лукашенко сказать, что он будет применять огнестрельное оружие, это просто очередной шаг, вовсе не свидетельствующий о том, что он монстр. Ведь его поддерживает множество людей в силовых структурах, которые с удовольствием исполняют его жестокие приказы. Осознание того, что белорусы не должны проливать кровь белорусов, формируется только сейчас. И в этом плане можно говорить о поколенческом столкновении. Для старшего поколения – это игра в советское прошлое с его красным террором, с его 37-м годом. Тот же Лукашенко в глубине души все это одобряет, не случайно он так хотел срыть Куропаты. А молодежь в принципе против террора и жестокости. Осознание, что белорусы не должны проливать кровь белорусов, формируется только сейчас Может быть, в том числе поэтому в Беларуси нет желания смоделировать украинский протест. Об украинской революции достоинства в Беларуси мало вспоминают, потому что она была связана с насилием и в итоге вылилась в войну: «Не дай Бог, чтобы у нас было, как в Украине. Мы хотим достичь тех же целей, но мирно». Да и, кроме того, в 2014 году в


Комментарии (0)
Добавить
Комментарии для сайта Cackle
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив



Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика Яндекс.Метрика