![]()
Сегодняшнюю аудиенцию у понтифика Эммануэлю Макрону пришлось практически вымаливать: вся сила французской дипломатии во время недавней римской встречи глав стран и правительств "Двадцатки" была мобилизована, чтобы добиться встречи с папой Франциском.Макрона принимают не как руководителя государства, а как прихожанина католической церкви, во-первых, и как будущего временного председателя европейского сообщества, во-вторых.Поэтому встреча вряд ли пойдет по тому сценарию, который готовили в Елисейском дворце.И вопросы будет задавать папа Франциск, а Макрону придется на них отвечать.Очевидно, что лидеру страны, в которой количество прихожан уменьшается, церковные приходы живут бедно, а кафедральные соборы не имеют порой даже противопожарной сигнализации и страховки на случай бедствия, придется очень непросто.Второй фактор, который, пусть и не будучи сформулированным, во время аудиенции все равно будет присутствовать, — это свобода богохульства.Неподобающее поведение в церкви, вроде танцев, не рассматривается как наказуемое деяние, а карикатуры и насмешки над верой, религией и прихожанами есть (согласно французской правовой норме) проявление свободы слова.Вся история Пятой республики в той части, что относится к католицизму, связана с постоянным, но постепенным уменьшением влияния церкви и церковных иерархов на общественную жизнь.Хотя — и это стоит обязательно подчеркнуть — все президенты страны, начиная с Шарля де Голля, получили не только католическое школьное образование, они были практикующими верующими. Пусть порой только в юности (Макрон совершал паломничество в Лурд, будучи ребенком, его туда чуть ли не ежегодно возила бабушка).Но единственный, кто своей веры не стеснялся в зрелом возрасте, был именно де Голль.В 1941 году в изгнании в Лондоне он произнес фразу, которая стала его политическим кредо: "Я веду сражение за Бога и родину".Став президентом в тяжелый для страны период, когда та завязла в колониальной войне в Алжире, генерал попросил создать в Елисейском дворце небольшую часовню, в ней он молился, там же для него и его супруги служили и воскресную мессу.Сменивший после отставки де Голля на посту лидера страны Жорж Помпиду к духовенству относился с почтением, видя в религии и вере духовную опору для нации.Ситуация изменилась с приходом к власти Валери Жискар д'Эстена, воспитанного в строжайшем соблюдении религиозных обрядов, но решившего, что католицизм сограждан может быть тормозом для социального прогресса.При д'Эстене в 1974 году во Франции отменили уголовную ответственность за аборты (тюрьма за прерывание беременности грозила и женщине, и врачу, который провел процедуру), с церковью проконсультировались, добившись пусть не согласия, но невмешательства в прохождение законопроекта.Если необходимость декриминализации абортов под сомнение не ставилась, то постепенный отход церкви от окормления нации уже тогда вызывал вопросы, и не только у тех, кто регулярно приходил к мессе.На протяжении всей истории Франции как нации и как государства католическая церковь играла роль одной из несущих конструкций, и, "отжимая" как священников, так и верующих на обочину общественной дискуссии, рисуя их в прессе реакционерами, те, кто формировал смыслы, оказывали нации медвежью услугу — скорее всего, сознательно.Не имея опоры в вере, которая лежала в основе французской культуры, нравилось это кому-то или нет, общество стало сдавать позицию за позицией.А отход назад и пренебрежение ценностями в итоге привели к вакууму.Пустота эта была немедленно нафарширована разнообразными быстросменяющимися идеями. Растерянные граждане не понимали, что хорошо, что плохо, на какие критерии опираться, какие цели в жизни ставить.Конец 80-х еще как-то прожить удалось, настоящий кризис начался чуть позже, и с того момента каждый, кто занимал кресло президента, пытался национальную идею сформулировать, а национальную доктрину создать: на это тратились силы и деньги, но все впустую.Наиболее яркая иллюстрация бесплодности усилий — пожар собора Парижской богоматери.Помимо утраты бесценных сокровищ и дубовой опалубки знаменитой кровли, помимо ужаса от потери одного из главных символов и веры, и нации, и страны, французы обнаружили, что и этот собор, и другие шедевры готики не были застрахованы.Поскольку эти монументы внесены в реестр национальных памятников, а выплаты страховые для клира и прихожан в этой связи становятся астрономическими, то государство пообещало в случае несчастий и аварий покрыть затраты на возможный ремонт и восстановление.Но когда приблизительная смета составила около миллиарда евро, в казне этой суммы не оказалось, поэтому пришлось для реставрации главного символа Франции пускать шапку по кругу.Что может сравниться с таким унижением и нации, и страны, и, конечно, всей католической французской церкви?Но и на этом несчастья и испытания не закончились: поджог собора в Нанте стал местью нелегала за то, что ему не предоставили статус беженца, а страшное убийство священника в Сент-Этьен-дю-Рувре, совершенное за несколько лет до этого, — террористическим актом устрашения.А потом в Ницце зарезали прихожан и привратника. Террорист — тоже нелегал. И он тоже целью избрал католический храм.В происшедшем только очень наивные не хотят видеть сполохи религиозной войны.Прихожане и священники, которых после подобных драм вездесущая пресса спрашивает, что можно сделать, говорят со смирением, свойственным верующим, о необходимости хотя бы минимальной защиты со стороны государства.Однако понимая, что надеяться на это бесполезно, приходят в храмы, где молятся о спасении страны, оставленной политиками (не только нынешним президентом, разумеется) на произвол судьбы.Какие вопросы задаст понтифик Макрону, предсказать сложно, но если за пять месяцев до выборов французский лидер отправился в Ватикан, значит, даже он понимает, что без веры и без поддержки церкви ему (и его предполагаемым соперникам) страну спасти не удастся.
Сегодняшнюю аудиенцию у понтифика Эммануэлю Макрону пришлось практически вымаливать: вся сила французской дипломатии во время недавней римской встречи глав стран и правительств "Двадцатки" была мобилизована, чтобы добиться встречи с папой Франциском.Макрона принимают не как руководителя государства, а как прихожанина католической церкви, во-первых, и как будущего временного председателя европейского сообщества, во-вторых.Поэтому встреча вряд ли пойдет по тому сценарию, который готовили в Елисейском дворце.И вопросы будет задавать папа Франциск, а Макрону придется на них отвечать.Очевидно, что лидеру страны, в которой количество прихожан уменьшается, церковные приходы живут бедно, а кафедральные соборы не имеют порой даже противопожарной сигнализации и страховки на случай бедствия, придется очень непросто.Второй фактор, который, пусть и не будучи сформулированным, во время аудиенции все равно будет присутствовать, — это свобода богохульства.Неподобающее поведение в церкви, вроде танцев, не рассматривается как наказуемое деяние, а карикатуры и насмешки над верой, религией и прихожанами есть (согласно французской правовой норме) проявление свободы слова.Вся история Пятой республики в той части, что относится к католицизму, связана с постоянным, но постепенным уменьшением влияния церкви и церковных иерархов на общественную жизнь.Хотя — и это стоит обязательно подчеркнуть — все президенты страны, начиная с Шарля де Голля, получили не только католическое школьное образование, они были практикующими верующими. Пусть порой только в юности (Макрон совершал паломничество в Лурд, будучи ребенком, его туда чуть ли не ежегодно возила бабушка).Но единственный, кто своей веры не стеснялся в зрелом возрасте, был именно де Голль.В 1941 году в изгнании в Лондоне он произнес фразу, которая стала его политическим кредо: "Я веду сражение за Бога и родину".Став президентом в тяжелый для страны период, когда та завязла в колониальной войне в Алжире, генерал попросил создать в Елисейском дворце небольшую часовню, в ней он молился, там же для него и его супруги служили и воскресную мессу.Сменивший после отставки де Голля на посту лидера страны Жорж Помпиду к духовенству относился с почтением, видя в религии и вере духовную опору для нации.Ситуация изменилась с приходом к власти Валери Жискар д'Эстена, воспитанного в строжайшем соблюдении религиозных обрядов, но решившего, что католицизм сограждан может быть тормозом для социального прогресса.При д'Эстене в 1974 году во Франции отменили уголовную ответственность за аборты (тюрьма за прерывание беременности грозила и женщине, и врачу, который провел процедуру), с церковью проконсультировались, добившись пусть не согласия, но невмешательства в прохождение законопроекта.Если необходимость декриминализации абортов под сомнение не ставилась, то постепенный отход церкви от окормления нации уже тогда вызывал вопросы, и не только у тех, кто регулярно приходил к мессе.На протяжении всей истории Франции как нации и как государства католическая церковь играла роль одной из несущих конструкций, и, "отжимая" как священников, так и верующих на обочину общественной дискуссии, рисуя их в прессе реакционерами, те, кто формировал смыслы, оказывали нации медвежью услугу — скорее всего, сознательно.Не имея опоры в вере, которая лежала в основе французской культуры, нравилось это кому-то или нет, общество стало сдавать позицию за позицией.А отход назад и пренебрежение ценностями в итоге привели к вакууму.Пустота эта была немедленно нафарширована разнообразными быстросменяющимися идеями. Растерянные граждане не понимали, что хорошо, что плохо, на какие критерии опираться, какие цели в жизни ставить.Конец 80-х еще как-то прожить удалось, настоящий кризис начался чуть позже, и с того момента каждый, кто занимал кресло президента, пытался национальную идею сформулировать, а национальную доктрину создать: на это тратились силы и деньги, но все впустую.Наиболее яркая иллюстрация бесплодности усилий — пожар собора Парижской богоматери.Помимо утраты бесценных сокровищ и дубовой опалубки знаменитой кровли, помимо ужаса от потери одного из главных символов и веры, и нации, и страны, французы обнаружили, что и этот собор, и другие шедевры готики не были застрахованы.Поскольку эти монументы внесены в реестр национальных памятников, а выплаты страховые для клира и прихожан в этой связи становятся астрономическими, то государство пообещало в случае несчастий и аварий покрыть затраты на возможный ремонт и восстановление.Но когда приблизительная смета составила около миллиарда евро, в казне этой суммы не оказалось, поэтому пришлось для реставрации главного символа Франции пускать шапку по кругу.Что может сравниться с таким унижением и нации, и страны, и, конечно, всей католической французской церкви?Но и на этом несчастья и испытания не закончились: поджог собора в Нанте стал местью нелегала за то, что ему не предоставили статус беженца, а страшное убийство священника в Сент-Этьен-дю-Рувре, совершенное за несколько лет до этого, — террористическим актом устрашения.А потом в Ницце зарезали прихожан и привратника. Террорист — тоже нелегал. И он тоже целью избрал католический храм.В происшедшем только очень наивные не хотят видеть сполохи религиозной войны.Прихожане и священники, которых после подобных драм вездесущая пресса спрашивает, что можно сделать, говорят со смирением, свойственным верующим, о необходимости хотя бы минимальной защиты со стороны государства.Однако понимая, что надеяться на это бесполезно, приходят в храмы, где молятся о спасении страны, оставленной политиками (не только нынешним президентом, разумеется) на произвол судьбы.Какие вопросы задаст понтифик Макрону, предсказать сложно, но если за пять месяцев до выборов французский лидер отправился в Ватикан, значит, даже он понимает, что без веры и без поддержки церкви ему (и его предполагаемым соперникам) страну спасти не удастся.
